Обычно, в виде одной из главных причин поразительных военных успехов арабов в VII веке в борьбе с Византией и Персией приводится религиозный энтузиазм мусульман, переходивший часто в религиозный фанатизм, в полную нетерпимость. Арабы будто бы бросились на азиатские и африканские области, выполняя завет пророка, предписывавший обращение всего мира в новую веру, и одержанные арабами победы объяснялись религиозным воодушевлением, заставлявшим фанатиков-мусульман с презрением относиться к смерти и сделавшим, таким образом, их натиск непреодолимым.
Эта точка зрения должна быть признана ошибочной. В момент смерти Мухаммеда убежденных мусульман было немного; но и это меньшинство оставалось в Медине до окончания первых великих завоеваний; лишь очень немногие из них бились в Сирии и Персии. Громадное же большинство воевавших арабов состояло из бедуинов, знавших ислам лишь по имени, имевших в виду исключительно материальные, житейские выгоды и жаждавших добычи и необузданной вольности. О каком-либо религиозном энтузиазме с их стороны не могло быть и речи. Затем, первоначальный ислам был терпим. Коран прямо заявляет: "В религии нет принуждения" (II, 257). Известно терпимое отношение первоначального ислама к христианству и иудейству. Коран говорит о допущении Богом других религий: "Господь твой если бы захотел, сделал бы людей одной религиозной общиной" (XI, 120). Религиозный фанатизм и религиозная нетерпимость в исламе есть явление позднейшее, несвойственное арабской нации и объяснимое влиянием мусульман-прозелитов. Итак, вопрос о религиозном энтузиазме и фанатизм арабов-завоевателей VII века отпадает.
По новейшим исследованиям (например, Каэтани), настоящими причинами неудержимого натиска арабов были причины практического и материального характера. Бедная по природе Аравия не могла более уже удовлетворять жизненным потребностям арабов, которые, под угрозой нищеты и голода, должны были сделать отчаянную попытку спастись "из горячей темницы пустыни". Эти безысходные условия и объясняют ту всесокрушающую силу, с которой арабы ринулись на Византию и Персию. Какого-либо религиозного элемента в этом движении искать нельзя.
Но если даже признать некоторую правильность только что приведенной точки зрения, то тем не менее одними условиями аравийской жизни нельзя объяснить военных успехов арабов. Причину последних надо искать также в условиях жизни византийских восточных и южных провинций, прежде всего перешедших в руки арабов, а именно: Сирии, Палестины и Египта. Выше уже неоднократно отмечалось все усиливавшееся недовольство этих провинций из-за религиозных мотивов. Будучи большей частью монофизитскими и встречая, особенно после смерти Юстиниана Великого, ярко выраженную неуступчивость центрального правительства в отношении их монофизитских убеждений, эти провинции готовы были отделиться от Византии и предпочитали очутиться под владычеством арабов, которые отличались религиозной терпимостью и для которых важно лишь было, чтобы новые подданные платили определенные налоги; религиозные же их верования мало интересовали арабов.
С другой стороны, православная часть населения восточных провинций была также недовольна политикой центральной власти из-за некоторых уступок монофизитам, особенно в VII веке. В связи с монофелитской тенденцией Ираклия Евтихий, арабский христианский историк Х века, говорил, что граждане Эмессы (Химса) называли императора "Маронитом (монофелитом) и врагом нашей веры", а Белазури, арабский историк IX века, говорил, что затем они обратились к арабам, говоря: "Ваша власть и правосудие приятнее нам, чем та тирания и те оскорбления, которым мы подвергались". Это, конечно, арабское свидетельство, однако оно точно отражает образ мысли православного населения. Кроме того, большая часть населения византийских областей Сирии и Палестины в своей большей части принадлежало к семитской расе и, главным образом, к арабской народности. Поэтому арабы-завоеватели в покоренной стране встретили единоплеменное население, говорившее на их же языке. По словам одного ученого (de Goeje), "дело, таким образом, не шло о покорении иностранного владения, дань с которого была бы единственной прямой выгодой, но о возвращении части отечества, изнемогавшей под чужеземным игом". Помимо благоприятного для арабов настроения среди монофизитского населения вышеназванных провинций и племенного с ним родства, не надо спускать из виду, что Византия и ее войска после продолжительных, хотя в конце концов и удачных войн с персами, были ослаблены и не могли оказать свежим арабским силам надлежащего сопротивления.
В Египте были особые причины для слабого сопротивления арабам. Главную причину следует искать в общем состоянии византийской армии. В количественном отношении воинские соединения были, скорее всего, достаточными, однако общая организация войска была слабой. Войско делилось на много подразделений, каждым из которых командовали пять различных дуксов, облеченных одинаковыми полномочиями. Их безразличие к общим проблемам провинции, их личное соперничество, отсутствие сотрудничества и координации в достижении общей цели, их военная бездарность - все это вместе парализовало сопротивление. Солдаты были не лучше командиров. При всей своей многочисленности, египетская армия была под плохим руководством и имела плохую подготовку. Все это создавало сильную тенденцию к дезертирству и пораженчеству. "Нет сомнения, что многочисленны те причины, которые объясняют потрясающий успех арабов, - говорил Масперо, - однако основная причина византийского поражения в долине Нила заключалась в удручающем состоянии армии, которой была доверена, против всякого ожидания, задача защиты Египта". На базе изучения папирусов Гельцер пришел к выводу, что образовавшееся там, в период, предшествующий арабскому завоеванию, сословие крупных землевладельцев, фактически не только обособившихся от центрального правительства, но и не создавших настоящей местной власти, также явилось одной из важных причин падения византийского владычества в Египте. Амелино, также на основе изучения папирусов, предположил, что другим важным фактором, обеспечившим арабское завоевание, стала слабость гражданской администрации Египта. Английский папиролог X. И. Белл назвал завоевание Египта арабами "не чудом, не примером божественной мести за отклонение от истинного христианства, а только лишь коллапсом системы, сгнившей на корню". Следовательно, список основных причин успеха арабов включает религиозную ситуацию в Сирии, Палестине и Египте, этническое родство населения первых двух стран с жителями Аравии, слабость вооруженных сил, недостаточность военного руководства и слабость гражданской администрации, а также классовые отношения в Египте.
Что касается количества войск с обеих сторон, то надо иметь в виду, что как византийская, так и арабская историческая традиция в источниках чрезмерно преувеличивает их число. На самом деле войска обеих воюющих сторон были вовсе не так велики. Некоторые ученые для общего числа арабского войска, сделавшего сирийскую и палестинскую кампанию, дают цифру, и то опасаясь преувеличения, в 27 000 человек. Византийское войско было, по всей вероятности, еще малочисленнее. Не надо также забывать, что военные действия вели не только аравийские арабы, но и арабы Сирийской пустыни, примыкающей к границам Византии и Персии.
При более внимательном изучении эпохи первоначального ислама его религиозная сторона в ходе событий того времени отступает на задний план. "Ислам, - по словам одного исследователя, - изменился в силу политическую, потому что он только как таковая мог восторжествовать над своими врагами; если бы ислам всегда оставался простым моральным и религиозным учением, он быстро перестал бы жить в скептической и материалистической Аравии, и особенно в столь враждебной обстановке Мекки". По словам другого ученого, "бойцы ислама имели дело не столько с обращением, сколько с подчинением неверных.